Николай Степанович Гумилев гулял по Петербургу и, словно волшебник, творил и творил чудеса. В своем Заблудившемся трамвае он напоминает мне Окуджаву с его Последним троллейбусом. Он расширил границы видимого мира в бесконечность, наполнил ее чем-то таинственным и загадочным. И мы едем вместе с поэтом через Неву, через Нил и Сену, и трамвай наш превратился в парусник, и с брабантских розовых манжет сыплется легкое золото кружев, и крокодилы могучими ударами хвостов поднимают в небо миллионы капель желтой нильской воды. Благодаря Гумилеву в отечественной поэзии возник первозданный могучий мир, требующий от человека мужества и великодушия:
Так сладко рядить Победу, Словно девушку в жемчуга, Проходя по дымному следу Отступающего врага.
Гумилева привлекает все необычное, экзотическое, будь то корабль Летучего Голландца, огни святого Эльма, темнокожие мулатки, берега Красного моря, владыки Судана всего не счесть. Каждое его стихотворение, словно ларец из колониальной лавки, доверху наполнено невиданными диковинками. Сначала это раздражает. Избыток пряностей притупляет вкус, и начинает казаться, что поэзия вся изошла на мишуру и блестки. Но таково свойство настоящей литературы она требует преодоления не только материи текста, но и сложившихся стереотипов восприятия. Гумилев создает новую эстетику, новую стихотворную технику. Он требует от читателя интеллектуальной работы, сотворчества, такого же мощного, равного по силе эстетического порыва. И тогда результат превосходит ожидаемое:
Сегодня я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко на озере
Чад Изысканный бродит жираф.
Гумилев очень хорош на своих фотографиях, где косоглазие не так заметно и почти не портит красоту его лица. Вот он в Африке с ружьем, у ног убитый леопард, вот с некрасивой, но романтичной Черубиной де Габриак, с сыном, вот он фронтовой офицер, молодой, мужественный с солдатским Георгием на груди. Высшая офицерская награда. Подпись: Декабрь 1914.
Есть так много жизней достойных,
Но одна лишь достойна смерть.
Лишь под пулями в рвах спокойных
Веришь в знамя Господне, твердь.
Гумилев был истинно русским поэтом. Он писал о тайном трепете души, о жизни и смерти. Он открыл читателю мир прекрасной и благородной романтики, вечную и таинственную красот) его. Стихи поэта дышат мужеством и любовью. Гумилев, несмотря на свою внешнюю недоступность, представляется мне иногда добрым и внимательным школьным учителем, который учит меня и каждого сложной науке свободы и мужества.
Прекрасно в нас влюбленное вино,
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.
Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихамиИменно так поэт завлекает, захватывает, берет в плен. В этом есть что-то от африканского сафари, что-то от его опыта охотника. Оказывается, Гумилев знает какие-то захватывающие своей безграничностью тайны нашей души. Он не мешает любить иных поэтов: Мандельштама, Тарковского, Ахматову, он просто знает другое его невозможно не любить. Не мэтр был Гумилев, а мастер, скажет Марина Цветаева. И это остается правдой о нем по сию пору. Жестокость отвратительна сама по себе. Она непростительна, когда от нее погибает поэт