РОМАН И. С. ТУРГЕНЕВА ДЫМ
После отмены крепостного права перед Россией открылся путь, по которому давно уже шествовал Запад, путь буржуаз ного развития. Это заставило многих русских пристальнее вгля деться в то, что представляла собой Западная Европа, обогнав шая Россию в экономическом развитии. Давний спор междч западниками и славянофилами стал особенно злободневен. В не приятии западной буржуазной действительности оказались еди нодушны такие разные писатели, как Л. Толстой, Ф. Достоевс кий, Салтыков-Щедрин, А. Герцен.
А. И. Герцен в статье 1862 г. Концы и начала дал саркасти ческий портрет западного буржуазного мещанства и попыталс; обосновать идею своеобразного, незападного исторического разви тия России. Основу индивидуального пути развития России Герце] видел в самобытном народном русском характере, народной жиз ни, в существовании народной общины. Это была прямая полеми ка с Тургеневым, писатель это понял и ответил Герцену в лично] переписке. Тургенев отнюдь не восторгался буржуазным укладе! европейской жизни, но с глубочайшим пессимизмом смотрел о: также и на Россию. Народ, перед которым вы преклоняетесь, -писал он Герцену, консерватор преимущественно и даже носи в себе зародыш такой буржуазии в дубленом тулупе, теплой и гря^ ной избе, с вечно набитым до изжоги брюхом и отвращением к всякой гражданской ответственности и самодеятельности чт Далеко оставит за собою все метко верные черты, которыми т] изобразил западную буржуазию в своих письмах.
Противопоставление Запада и России Тургеневу казалос фальшивым: и там и здесь виделись ему одни и те же пороки, поэтому и спасение представлялось единым цивилизация, не сителем которой должен стать образованный класс.
Герцен и Огарев видели революционность в народе, а Тургенев возражал, что революция в широком значении этого слова существует только в меньшинстве образованного класса. В общине же Тургенев видел социальное зло, ибо община и круговая порука очень выгодны для помещика, для власти... но выгодна ли крестьянамВ этот период писатель отмечал: Я схватил за рога большой роман не знаю только, одолею ли зверя... Может быть, мне все же удастся иногда мне кажется, что у меня есть еще, что сказать. Такая вера необходима в работе.
Еще современники заметили, что большинство персонажей нового тургеневского романа Дым имеет прямое соответствие с реальной жизнью. Но Тургенев возражал против такого суждения. Есть в Дыме немало соответствий между действующими лицами и их прототипами, значительно больше, чем в других романах. И прежде всего это относится к кружку так называемых баденских генералов, прибывших в Баден-Баден на отдых представителей верхушки российского административно-правительственного аппарата, изображенных в романе.
Мериме писал о романе: Я слышал, что санкт-петербургская аристократия негодовала при появлении романа "Дым": она увидела в нем сатиру на себя, тем более обидную, что изображение отличалось большим сходством с оригиналом. Посетители любого салона находили здесь свои портреты.
Баденские генералы это отцы организации дворянской крепостнической реакции в России, озлобившиеся и перешедшие от разговоров к действиям. Основополагающий принцип их действий сформулирован в романе с предельной ясностью и лаконизмом: Вежливо, но в зубы. Это те самые люди, на чьей совести лежит бессмысленный и трусливый террор, развязанный в России. Это испугавшаяся за свое положение и привилегии власть, стремящаяся, насколько возможно, удержать старые порядки. К этим отцам автор Дыма испытывал чувства вполне определенные: их низость, пошлость, глупость, духовную пустоту он выставил на всеобщее обозрение с безжалостной издевкой. Но что же детиЛагерь детей представлен в романе кружком Губарева. В частном письме Тургенев назвал изображение этого кружка гейдельбергскими арабесками. Арабески сатира в высшей степени ядовитая. Старые знакомые ситниковы да кукшины, только под другими фамилиями, объединившиеся вокруг грубого деспота по натуре, вот что такое кружок Губарева. Псевдореволюционность, пустота, пошлость самого низкого пошиба вот из чего образованы узоры арабесок. Истинная сущность представителя русских гей-яельбергцев откровенно разоблачается автором в одной из заключительных сцен Дыма, в которой Губарев, вернувшийся в Россию, демонстрирует манеры помещика-крепостника старой закваски. Вглядись попристальнее в людей, командующих у нас, и во многих из них ты узнаешь черты того типа, писал Тургенев Полонскому по поводу Губарева.
Гейдельбергские арабески сатира против псевдореволюционеров, хористов революции, так называл их Герцен, сатира точная и справедливая.
В "Дыме" ситниковы возомнили себя господами положения. Но где же Базаров На вопрос Писарева автор ответил так: Вы не сообразили того, что если сам Базаров и жив в чем я сомневаюсь, то в литературном произведении упоминать о нем нельзя: отнестись к нему с критической точки не следует, с другой неудобно; да и наконец, ему теперь только можно заявлять себя на то он и Базаров; пока себя не заявил, беседовать о нем или его устами было бы совершенно прихотью даже фальшиво...
Имея особое чутье ко всем переменам в общественной жизни, Тургенев не мог не ощутить ее ослабления во второй половине 60-х годов XIX века. В тот момент Базаровы, по мнению Тургенева, никак не заявляли о себе, и, верный жизненной правде, писатель отказался от изображения нового русского Инсарова. А он прежде всего хотел быть искренним и правдивым. Тургенев понимал революцию не как коренной переворот, а как медленное преобразование действительности, важнейшим моментом которого явля-этся торжество просвещения и цивилизации.
Реакционерам-генералам и губаревскому кружку Тургенев щейно противопоставил не нового Базарова, а проповедника за-1адноевропейской цивилизации Потугина. Быть может, мне )дному это лицо дорого; но я радуюсь тому, что оно появилось, ITO его наповал ругают... Я радуюсь, что мне именно теперь удаюсь выставить слово: цивилизация на моем знамени, и густь в него швыряют грязью со всех сторон... так писал Тур-гнев Писареву, подчеркивая, что не Базаров, а именно Потугин юлее всего близок и дорог ему.
В речах Потугина отголоски давних споров Тургенева со -лавянофилами, а позднее с Герценом: Да-с, да-с, я западник, я предан Европе; то есть, говоря точнее, я предан образованности, над которою у нас так мило теперь потешаются, цивилизации, да, да, это слово еще лучше, и люблю ее всем сердцем, и верю в нее,,и другой веры у меня нет и не будет. Однако и взгляды Потугина вряд ли могут стать точкой опоры в той стихии всеобщего отрицания, которая господствует в романе Дым. Сам автор признавался позже, что в его герое есть доля шаржа. Слищ. ком уж беспощадно порою отрицает Потугин то, что не могло не быть дорого автору, Россию. В своих раздумьях о судьбах родины Потугин доходит до остроумного вывода: разгуливая однажды по всемирной выставке в лондонском Хрустальном дворце, он I вдруг решает, что, если бы такой вышел приказ, что вместе с исчезновением какого-либо народа с лица земли неминуемо должно было бы исчезнуть из Хрустального дворца все то, что тот народ выдумал, наша матушка, Русь православная, провалиться бы могла в тартарары, и ни одного гвоздика, ни одной булавочки не потревожила бы родная... В этих рассуждениях ела- , бость крайнего западничества: механическое понимание прогресса как совокупности научно-технических достижений при полном пренебрежении к ценностям духовным. Нужно заметить, что если бы провалилась Русь, то ведь с нею бы и вся русская литература, главное дело жизни Тургенева. Рассудочные потуги западника оказываются несостоятельными. Потугин в жизни разочаровавшийся неудачник. Он порой жалок в своем бессильном отрицании, и это не может не породить сомнений в его идеях.
В романе Дым отражен глубокий пессимизм Тургенева, выросший в ту самую эпоху, когда большая часть общества жила теми или иными надеждами. Исток этого пессимизма разочарование личности в мире всеобщего. Дымом, чем-то обманчивым и нереальным представляется вся жизнь главному герою романа Литвинову. Дым, дым, повторил он несколько раз; и все вдруг показалось ему дымом, все, собственная жизнь, русская жизнь все людское, особенно все русское. Все дым и пар, думал он; все как будто беспрестанно меняется, всюду новые образы, явления бегут за явлениями, а, в сущности, все то же да то же; все торопится, спешит куда-то и все исчезает бесследно, ничего не достигая; ...дым, шептал он, дым...
Эти рассуждения Литвинова отдаленно перекликаются с завершающей идеей тургеневской речи о Гамлете и Дон Кихоте: Все пройдет, все исчезнет, все рассыплется прахом...
Все великое земное Разлетается, как дым...
Но добрые дела не разлетаются дымом; они долговечнее самой сияющей красоты...
Тогда Тургеневу виделся еще выход в добрых делах, была надежда на Дон Кихота теперь на это нет и намека, Дон Кихоту нет места в этом мире.
Героиню романа Дым можно было бы назвать несостоявшейся тургеневской девушкой. По задаткам характера, по свойствам натуры Ирина подходит именно под тип тургеневской героини, но, в отличие от своих предшественниц, она полностью подчиняется среде. Личность Ирины измята и искорежена внешними обстоятельствами. Героиня ненавидит, презирает окружающее общество, но не имеет воли выйти из-под его власти. Впрочем, сама воля уже не представляется автору такою же безусловной ценностью, как прежде. Наоборот теперь она становится основой деспотизма, заменяя собою подлинную цельность личности, она рождает власть Губаревых.
Брезгливое презрение и насмешка автора сопровождают почти всех героев Дыма. Нет ни к чему почти любви, верно заметил Л. Толстой по поводу нового романа Тургенева.
Романы Тургенева социальные, это своего рода летопись общественной жизни, а действительность больше не давала писателю необходимого материала. Критики начинают порицать писателя за несовременность его творчества.
Тургенев создает прекрасные, художественно совершенные творения повести, стихотворения в прозе, а их почти единогласно величают пустяками, безделками, ничтожеством. Но Тургенев был верен себе, своему таланту. И время все расставило на свои места. Мы восхищаемся его романами, начиная от Рудина и заканчивая Новью и Вешними водами.
Но писатель много услышал несправедливого в свой адрес, так как не сразу были поняты его лучшие творения.